Майка. — Это просто порезы. Ну и перелом. Проще простого.
— Я тогда за малышом.
Майя кивает, и я лезу наверх. Плач тем временем стихает, и мне это совсем не нравится. Ускоряюсь. Лезу вверх по распахнутой двери, проползаю по наклонным стенам.
В первой комнате, куда я по пути заглядываю, явно живут родители. Большая двуспальная кровать, перевёрнутая, валяется рядом с дверью. Рядом скомканная простынь, вся в крови. Похоже, молодая мама спала, когда всё произошло. Чтобы понять это, мне хватает и мимолётного взгляда, и я спешу во вторую комнату, дальше по заляпанному кровью коридору. Даже по запахам понятно, что там детская.
Захожу, точнее, залезаю, и вижу удивительную картину. Чарли сидит рядом с крохой, гладит его по голове и что-то насвистывает. А малыш… смотрит на енота, и улыбается!
Вот только мне совсем не до улыбок.
Глава 19
Малыши и мамы
Малыш почти не пострадал от осколков при падении дома. Несколько порезов на лице не в счёт. Но он, видимо, вылетел из кроватки, пролетел через всю комнату и едва не разбил себе голову. Потому что первое, что бросается мне в глаза — лиловый отёк, на половину лысой головки ребёнка.
— Неверов, — не раздумывая, вызываю старшего, — в 136-й младенец с предположительно закрытой черепно-мозговой. И у его мамы множественные порезы и перелом руки, закрытый.
— Принял, ставлю первым в очереди. Подождите минуту на месте.
Ну, на месте так на месте. Рядом с малышом сидеть нет смысла, Чарли прекрасно справляется, а вот помочь врачам подняться — надо. Спускать самому нельзя, где черепно-мозговая, там и травма позвоночника может быть, надо сперва фиксировать.
Последнюю имеющуюся у меня верёвку креплю за дверную петлю. Петли «снизу», так что нагрузка вдоль, а не на отрыв. Должна выдержать. Да и висеть я на ней не собираюсь, так, для удобства подъёма. Пока спускаюсь, слышу внизу голоса. Майки на месте нет, но потом вижу её возле самой первой квартиры, кого-то поднимает.
Из дверного проёма показывается голова женщины лет тридцати.
— Где младенец? — спрашивает она.
— Поднимайтесь, — отвечаю я ей, — ещё выше надо будет подняться.
Похоже, с гимнастикой у женщины так себе. Ну да ей это по работе и не нужно, наверное. Спасибо, что лёгонькая, вон, Майка её затащила в одну каску.
На маму младенца, лежащую в отключке, врач лишь бросает взгляд мимоходом. Да и в темноте её не особо и видно. Я помогаю врачу подняться, и мы довольно шустро добираемся до нашей цели.
— Ой, а это кто? — замирает она, увидев Чарли.
— Чарли, наш разведчик, — поясняю я. — Он тут за малышом присматривал, успокоил вот, а то он орал истошно.
Енот отодвигается чуть в сторону, чтобы не мешать врачу, и та, покачав головой и скинув рюкзак, приступает к осмотру.
— Как же ты так, Ванюша, — она вздыхает и аккуратно переворачивает младенца на бок, при этом придерживая его голову и плечи. — Визуально позвоночник вроде цел, но рисковать не будем. Достаньте из рюкзака фиксирующую повязку, пожалуйста.
Открываю рюкзак, знакомая повязка оказывается сверху. Пока врач держит младенца на боку, расстилаю большой лист по всей длине тела, как раз размера хватает. Аккуратно снимаю защитное покрытие с одного бока, и повязка начинает твердеть. Врач переворачивает малыша обратно, также аккуратно придерживая голову, и я полностью расправляю лист повязки, снимаю покрытие. Получается что-то вроде люльки, причём анатомической формы. Дальше в расход идёт пара бинтов, одним приматываем младенца к люльке, а из другого делаем подвес, как у переноски.
— Мне понадобится ваша помощь, чтобы спуститься, — женщина надевает обратно рюкзак.
— Не вопрос. Малыша давайте я понесу, — предлагаю ей свою помощь.
Спускаемся очень осторожно, чтобы малыша не потревожить. Он, кажется, засыпает. Надеюсь, это просто сон, а не отключка. В любом случае его надо быстрее в больницу.
Внизу Майя уже закончила с его мамой. Та всё ещё без сознания, но вроде причин за неё волноваться нет. Меня беспокоит только соседство муравьёв, и то, что к нам никто не идёт.
— А где ваши коллеги? — спрашиваю у врача, обвязывая её верёвкой. — Почему вас одну отправили?
— Вы бы видели, что творится на нижних этажах, — покачала та головой. — Я вообще педиатр из местной поликлиники, это мой участок. Меня на дом вызвали, в другую квартиру, но там не пройти. А я задержалась, карточку заполняла. Пришла бы на десять минут раньше — и меня саму пришлось бы доставать.
Она передёрнула плечами.
— Понятно…
Спускаем её вместе с малышом вниз, там она уже сама выбирается.
— Ускоряемся, — говорю Майке, — уже четверть часа прошло, а мы ещё с одним этажом не закончили.
Та только согласно кивает. И мы ускоряемся. Процедура уже понятна, ничего мудрить не надо. Благо, двери многие сами распахнулись при ударе. Забираем верёвки там, где они уже не нужны, и обходим остальные квартиры. В сто сорок третьей находим двух подростков в тяжёлом состоянии.
— Есть кто живой? — заглядываю я в дверь.
Мне никто не отвечает, но Чарли вдруг бросается в квартиру вперёд меня. Да и сам я явственно чувствую запах свежей крови. Подтягиваюсь, пролажу в двери. Лезу по запаху, Майя за мной.
В дальней комнате дверь придавлена чем-то тяжёлым изнутри. Но там явно кто-то есть. Ломиком приподнимаю край двери, и вижу двух голых подростков. Оба в крови, и девушка, похоже, без сознания.
— Эй, парень, слышишь меня? — обращаюсь я к парню, сидящему ко мне спиной, навалившись на, видимо, шкаф, забарикадировавший дверь.
Но он не реагирует. То ли тоже в отключке…
— Майка, дай-ка мне мачете… — протягиваю руку, самому неудобно доставать.
Кончиком клинка достаю до задницы парня, но реакции никакой. Хреново.
— Полезли в обход, здесь не пройти, — поворачиваюсь к напарнице.
— Что там?
— Сейчас увидим.
Мы пробираемся через соседнюю комнату, вылезаем на фасад здания и ныряем в нужное окно.
Картина сразу становится понятной. Комната явно девчонки, судя по расцветке обоев и валяющимся плюшевым мишкам. Видимо, дождавшись ухода родителей, подростки решили побыть вдвоём. И время зря не теряли. И когда в них полетели осколки стекла, их даже ткань не прикрыла.
Однако парень, прежде чем отключиться сам, успел перевязать свою подругу. Ну как перевязать… Замотал самые крупные порезы.
Я проверил пульс. Оба живы. У парня тоже порезов хватает, и, похоже, ногу повредил.
— Эй, Ромео, — тормошу его. — Рано спать, пора выбираться!
Парень не реагирует. Майка, покопавшись в аптечке, достаёт баночку с нашатырным спиртом. Глубоко вдыхаю и задерживаю дыхание. Только чуть-чуть приоткрываю крышечку, сую парню под нос, и он рывком откидывает голову.
— Мммм, — мычит он.
— Очнулся? — спрашиваю его.
Нашатырь сразу закрываю и отдаю Майе. Ну и вонь! Фу, мерзость!
— А вы кто? — парень пытается сфокусировать на мне взгляд.
— Дед Мороз, блять, а там вон моя Снегурочка! Не тупи, спасатели мы!
— Аааа… — его взгляд опускается на девушку, и он краснеет. — Нас её родители убьют…
— Что, замуж не отдают, так вы тайком? — хмыкаю. — Давай, Ромео, надо двигаться.
— Не отдают, да…
— Ты ей жизнь спас, — подаёт голос Майка, — вон сколько крови натекло. Если бы не перевязал, то она бы уже умерла от потери крови. Так что теперь отдадут.
— Только сперва убьют… — парень качает головой и пытается подняться, но его ведёт и он чуть снова не отключается.
— Не так быстро, — останавливаю его. — Сиди пока, сперва твою невесту проверим. Она в сознании поначалу была? Шевелилась? Руки-ноги?
— Да, она на меня упала, не ушиблась почти, только стеклом…
— Отлично.
Мы с Маей расчищаем от осколков небольшой кусочек стены и аккуратно переворачиваем девушку, чтобы осмотреть. Местами из спины даже торчат мелкие кусочки стекла, но основная проблема — разрез под коленом. Предполагаю, что крупный, там ткани намотано, а кровь всё равно бежит.
— Давай жгут, — командую напарнице.
Накладываю жгут, на бедро, маркером подписываю время прямо на коже.
— Ну будущее, парень, такие раны надо не зажимать, а пережимать выше…
Вызываю старшего.
— Неверов. Сто сорок третья, двое подростков, у девушки резаные раны, гиповолемия. Заходить лучше с фасада, дверь в комнату заблокирована.
— Принял. Идите дальше, сейчас направлю.
Я смотрю на парня, который готов снова отрубиться.
— У самого-то что? Бледный ты какой-то.
— Просто упал, на спину, а Света на меня, сверху…
— Где болит-то? — спрашиваю его, и тут до меня доходит. — Ноги болят?
— Ноги вообще не чувствую, а вот рёбра болят, и тошнит. И говорить
